Лес шумел зеленой листвой. Казалось, что деревья хотели поделиться со всем миром своей радостью, которая их так и переполняла. Умей они говорить или хотя бы изъясняться языком жестов, они поведали бы всем-всем, как хорошо вокруг! Хорошо, что светит солнце, которое своими нежными лучами обогревает все живое вокруг, неся радость каждому созданию. Хорошо, что воздух свеж, и вдыхая его, ты получаешь еще один глоток жизни. Да и вообще, все замечательно! Ведь по-другому-то быть и не может!

Но деревья еще знали, а многие обитатели леса даже и не догадывались о новости. И раскачивая своими разлапистыми руками-ветками из стороны в сторону, шурша своей листвой, они пытались что-то сказать пробегавшим и пролетавшим мимо них жителям этого зеленого островка. Но их никто-никто не понимал. Понять язык деревьев мог разве что старый филин Уг-Хо. Но он в этот ранний час спал в своем доме. А дом находился в дупле старого-старого дуба. Дерево было таким старым, что все деревья, которые росли вокруг, да что там вокруг, растения всего леса обращались к нему не иначе как «Ваше Высочайшество». Но дуб к тому же справедливо считался и самым мудрым, подстать своему жильцу, филину Уг-Хо.

Дуб и филин были старыми закадычными друзьями, и очень часто, когда на лес ночь опускала свое темное покрывало, на котором золотыми нитками были вышиты звезды, Уг-Хо усаживался на узловатую руку-ветку дуба и беседовал с деревом о жизни. Но сейчас филин спал. И Старый дуб не пытался его разбудить. В отличие от молодых и несмышленых осин он знал, что всему свое время, и у каждого есть свой час, в который он все узнает.

А молодые деревца, так и шумели, так и шумели, радостно и возбужденно разнося известную им весть по всему лесу. Мудрый дуб пытался их утихомирить, но, поняв, что это дело безнадежное, махнул на веселый гомон своей широкой веткой. Пусть их, пошумят-пошумят — и успокоятся сами. Да где там! Белые березки, звонкие осины, кудрявые клены, стройные тополя, заходились в своем гомоне все сильнее и сильнее. Даже кусты краснощекой малины, и те подрагивали своими листиками, пытаясь тоже вставить свой голосок в общий хор деревьев.

Цветочки-колокольчики, росшие на поляне, которая раскинулась вокруг многовекового дуба, тоже вставляли в общий шум свою звонкую песенку: «Динь-динь», «Дон-дон». А вокруг над лесом неслось: «Шууууу», «шшшуууу» - это своими листьями шелестели деревья.

Когда солнышко подняло свою веснушчатую голову еще выше над шумящим лесом, из-за речки прилетел молодой игривый ветерок. Он, как и филин Уг-Хо, понимал язык деревьев и разных трав. Полетав между возбужденных березок, которые, перебивая друг друга, поделились с ним той радостной вестью, что так упорно не хотели понять все остальные обитатели леса, он понял, из-за чего поднялся весь этот шум.

Ветерок и в свою очередь, подлетев к Большому дубу, радостно зашуршал в его густой кроне: «Шшшш» «Уууууууу». Дуб, сведя свои могучие ветки, прижал разбушевавшегося баловника-ветерка к себе, успокаивая, мол, чего шумишь-то? Знаю я, знаю, успокойся, не шали, всему свое время, узнают это и все остальные, а ты пока отдохни чуток. Но ветерок был еще совсем юным, он не мог вот так просто взять и успокоиться. Он вырвался из объятий могучего дерева и полетел к озеру, которое находилось поблизости поделиться своей новостью с зеленым камышом, по пути задевая головки одуванчиков, разнося семена-парашютики, кружа их словно снежинки.

Смотря вслед уносившемуся баловнику, дуб только покачал своей пышной кроной. Что с него взять, такой же несмышленый, как и осинки, молоденький совсем еще.
А баловник–ветерок, радуясь, и кружа семена-парашютики, все летел и летел, рассказывая всем по пути радостную новость. Так он, гомоня, и домчался до озера, где поделился своей новостью с камышом и склонившимися над чистым зеркалом озера ивами.

Колючий ежик Фух-Фух возвращался к себе домой, неся на своих иголках вкусное яблочко, которое так и переливалось своими красными налитыми боками на солнце. Неся свою нелегкую ношу, он то и дело фырчал «фух, фух, фух»
- Эй, колючка! – вдруг он услышал у себя над головой, и тут же свернулся в колючий клубочек, расставив во все стороны свои грозные колючки. Краснобокое яблоко стало похоже на бубон, который ему чьей-то заботливой рукой пришили на колючую спинку.

- Хи-хи, да не пугайся ты так, колючий твой бок! Это всего лишь я - Тиррики. Или ты теперь и белок боишься?

Услышав смех, который раздавался с молодого дубка, Фух-Фух распрямился и, задрав свою острую мордочку, посмотрел на смеющуюся рыженькую белочку, которая сидела на самой низкой ветке и, обхватив ее лапками-ручками, смотрела на ежика.
- Доброе утро, соседка – поздоровался с ней Фух-Фух
- И тебе поздорову, сосед - ответила ему белочка Тиррики.
- Вижу в сад ходил, яблоко нашел, да? - Прищурив свой черный глазик-бусинку спросила Тиррики у Фух–Фуха
- Да, вот… детишек своих витаминами решил побаловать. Думаю, хоть и далеко до сада, но сладенькое яблочко им не помешает. А то у нас в лесу только кислички растут. — привычно зафырчал белочке в ответ ежик, и при этом повел своими колючими боками из стороны в сторону, поправляя свою ношу.

- Это ты правильно придумал, Фух-Фух, - похвалила его Тиррики, - я вот закончу собирать орешки, тоже сбегаю в сад, своих рыженьких пострелят сладеньким побаловать. А то одни желуди да орехи, ну разве что еще грибы. А им и сладенького, сочного хочется.
- Это точно. Вот я себя вспоминаю, когда еще несмышленышем был. Как слюнки-то у меня текли, когда моя мамочка нам то сливку принесет, то грушку. Ууух, даже дух начинает захватывать!
- Хи-хи – снова засмеялась смешливая белочка, - так ты, колючая твоя голова, еще и великий сладкоежка?
- Эх, чего там - смущенно вздохнул Фух-Фух, - есть за мной такой грешок. Люблю я сладкое. Еще с детства.
- Хи–хи. Вот бы никогда не подумала. А с виду такой грозный и колючий. Хи-хи.
- Эхе-хе. Так оно и есть, соседка.
- Не фырчи, сосед. Лучше вот что мне скажи. Ты ведь мимо того дуба, где живет мудрый Уг-Хо, идти будешь?
- Ну да, так ведь короче будет. А то это яблоко мне уже спину натерло. - пожаловался белочке Фух-Фух.
- Пойдем-ка вместе. Я хочу в гости к своей сестричке заглянуть. Давно ее не видела. С той самой поры, как у нее тоже пострелята появились.
- А чего ж, давай. Оно веселей будет.

Вот так, болтая, они и направились к поляне, на которой рос Мудрый Дуб.
Длинноухий заяц Хрум-Хрум, радуясь появившемуся ласковому солнышку, бежал по лесу, прижав свои длинные уши. Его белый хвостик мелькал светлым пятном между кустов.

Проснувшись рано утром, Хрум–Хрум, сбегал на поле, которое было на краю леса, и вдоволь похрустел сочными листьями капусты, которая там росла большими белыми головками.

Отведав капустки, зайчишка перешел на грядки, где росла молодая морковка. Тут уж он задержался надолго. Хрум-Хрум не смог оторваться от морковки до тех пор, пока его животик не надулся так, что стал похож на мячик.

А сейчас, наевшись вдоволь всяких вкусностей, он радостно скакал по лесу. Встречая на своем пути разных зверушек заяц останавливался, здоровался сними, узнавал как здоровье и мчался дальше. Добежав до поляны, Хрум-Хрум под Большим дубом увидел ежика Фух-Фуха и белочку Тиррики. Пройти мимо своих друзей и не поздороваться он никак не мог. Это было бы невежливо. А Хрум–Хрум считал себя самым вежливым зайцем, если не во всем мире, так в этом лесу уж наверняка.

- Эгей, друзья! – закричал он еще издалека, подбегая к ним – Доброе утро! Какой сегодня прекрасный день, вы только посмотрите!
- Хрум–Хрум, как был шумным, так шумным и остался – зафырчал Фух-Фух – Пока не разбудит весь лес, не успокоится.
- Эх ты, колючая твоя голова. И не лень тебе в такой солнечный и ясный день бурчать?
Засмеялся на фырчание ежа Хрум–Хрум
- Как поживаете? Как ваши детки? Все растут? – вежливо поинтересовался заяц.
- Спасибо, хорошо поживаем. Детки скоро нас догонят. А ты все так и носишься, всем покоя не даешь? - ответив на его приветствие, спросила Тиррики.

Хрум-Хрум не успел ей ответить, как на ветку села белобокая сорока Цок-Цок и быстро затараторила:
- Вы тут сидите, и совсем ничего не знаете. Ну прям совсем ничего не знаете! А в лесу, а в лесу, тако-о-ое случилось. А вы совсем ничего не знаете. И если так сидеть будете так ничего и не узнаете. Если я вам ничего не скажу.
- Та-та-та-та.- передразнила ее Тиррики. - Перестань тараторить. А спокойно объясни, что произошло. А то как горохом сыпешь, ничего не понять
- А дразниться будете, ничего не скажу вам. Вот! –Обиделась Цок-Цок, и повернулась к ним спиной, показывая свой длинный черный хвост.

- Цок–Цок, не обижайся, скажи нам, пожалуйста, что такого случилось, что ты так разнервничалась? - начал успокаивать сороку ежик Фух-Фух
- Так вы и впрямь ничего не знаете?
- Вот глупая птица - пробурчал себе под нос Фух-Фух, а в слух сказал - говорят же тебе – не знаем
- Ничего-ничегошеньки?
- Сорока! Скажешь ты, наконец, что все-таки произошло? – не выдержав ее пустой трескотни крикнул Хрум-Хрум.
- Так ведь сегодня у Нарташи медвежонок на свет появился!!!
- О-о-о, вот это и вправду радостная весть! - в один голос радостно закричали звери.

Они такой шум подняли, что от него проснулся Уг-Хо, и, протирая свои большие сонные глаза, выбрался из дупла дерева, в котором он спал.
- Чего вы так расшумелись, словно какие-то несмышленыши?
- Прости нас мудрый Уг-Хо, за то, что мы разбудили тебя. Но у Нарташи появился на свет медвежонок, – извинились перед филином собравшиеся под деревом трое друзей.
- А ну-ка постойте, помолчите минутку, - попросил их Уг-Хо, усаживаясь на ветку дуба и прислушиваясь к тому, что начало ему на ухо шелестеть листвой старое дерево.
- Да, и вправду, в нашем лесу случилось это радостное событие. Это мне и мой старый друг сейчас на ухо нашептал.
- Но! - и филин поднял вверх свое крыло. - Покой леса все же не стоит нарушать. А лучше поспешите к дому Нарташи, туда сейчас и так все звери собираются. И я вскоре вслед за вами туда прибуду.

И звери, закивав головами, отправились к дому Нарташи, чтобы поздравить ее с появлением на свет новой искорки жизни. Обгоняя их, туда же уже стремились и другие обитатели леса.

Посидев еще несколько минут и послушав шелест своего старого друга, вслед за ними полетел и филин Уг-Хо.

На маленькой поляне, на краю которой был дом Нарташи, в высокой шелковистой траве, переваливался на еще непослушных толстых ножках мохнатый комочек. Глядя на него, все собравшиеся звери ласково улыбались.

Нарташа, большая медведица, с красивой шерстью, которая отливала золотом на ее голове словно, на нее была надета золотая корона, положив на лапы свою голову смотрела своими глазами, из которых лучилась такая нежность, которая могла затопить собой весь мир, на барахтающегося между колокольчиков медвежонка.

Медвежонок-девочка, перевернувшись пару раз через голову, на непослушных еще ногах подбежала к своей маме и лизнула ее розовым язычком в нос. Нарташа, ласково заворчав, накрыла ее своей лапой, словно отгораживая дочь от всего мира, и показывая всем, под чьей защитой находится эта юная принцесса леса.

Собравшиеся вокруг звери, увидев, как медвежонок, обхватив своими лапками шею своей мамы, устроился у нее между лап, заохали и заахали от умиления.

- Нет, вы только посмотрите на это юное создание? – воскликнула, восторгаясь медвежонком, лисица Агнисса, - ну как не полюбить с первого раза? Она такая прелесть!
- И как же ее нарекут? - Перебил восторженные возгласы всех остальных лось Сохат.
- Викторис.

Услышав эти слова, все обернулись к тому, кто это сказал. И на ветке рябины увидели филина Уг-Хо, который внимательно наблюдал за медвежонком, который устроился у своей мамы на лапах
- Викторис, так будут звать юную принцессу леса, – повторил мудрый филин, – которая потом превратится в его хозяйку.

Нарташа подняла свою голову и посмотрела своими умными глазами на всех собравшихся и замолчавших зверей, которые ожидали, что она на это скажет.
- Пусть будет так – кивнула она. - Викторис.

И на поляне, услышав ее слова, вновь поднялся радостный шум и гвалт. Все звери заговорили одновременно, перебивая друг друга.
- Принцесса Викторис!!!
- Юная хозяйка!!!

Вот так и появилась на белый свет, радуя всех, принцесса, будущая лесная королева ВИКТОРИС.

26 августа 2003г.
г. Харьков
Енот.